Марин Ле Пен: Во Франции если ты против иммиграции, значит, ты расист
Откуда появился в стране радикальный ислам, в интервью «Голосу России» рассказала лидер «Национального фронта» Марин Ле Пен.
Фильм "Невинность мусульман", карикатуры на пророка Мухаммеда, угроза мусульманских протестов во Франции – эти события вновь вывели проблемы внутренней политики на первые полосы французских газет. Откуда появился в стране радикальный ислам, в интервью "Голосу России" рассказала лидер "Национального фронта" Марин Ле Пен. В то время как правительство всеми силами пытается смягчить трения и успокоить ситуацию, лидер "Национального фронта" Марин Ле Пен не намерена подбирать слова.
— Во Франции проведена одна из самых масштабных антитеррористических операций за последние годы, в ходе которой была ликвидирована экстремистская группировка. Значит ли это, что радикальные исламисты набирают силу, или же речь идет об известной правоохранительным органам проблеме, которую просто долгое время пытались завуалировать?
— Рост фундаменталистских настроений начался во Франции не вчера, но политики предпочитали закрывать на это глаза, а когда я пыталась затронуть проблему, мне тут же затыкали рот и клеймили презрением. Благодарной почвой для исламистского фундаментализма стала массовая миграция и бесконечные требования, под которые прогибались как левые, так и правые правительства. Поэтому обнаружение и ликвидация этой террористической группировки для меня не стали сюрпризом.
— Вы говорите, что причина в иммигрантах. Но арестованные были гражданами Франции.
— Да, там действительно был француз. Но вы же понимаете, что радикальный ислам во Франции появился не из воздуха. С согласия правительства и Союза исламских организаций Франции (UOIF) радикальные проповедники ежегодно приезжают в нашу страну, и это не новость. Кстати, после "дела Мохаммеда Мера" я добилась, чтобы им запретили въезд.
Всем прекрасно известно, что Катар финансирует и снабжает оружием моджахедов, принимающих участие в военных конфликтах по всему миру, а Франция позволяет этому государству инвестировать в свои пригороды. Кроме того, считается неприличным следить за ходом проповедей во французских мечетях, которые также получают иностранное финансирование. Покончить с радикальным прозелитизмом в тюрьмах тоже никто не в силах. Стоит ли после всего этого удивляться усилению исламистских настроений, росту преступности и насилия?
— Почему во Франции эту тему все время обходят стороной? Почему нельзя открыто признать, что проблема экстремизма существует и что ее надо решать?
— Это вопрос не ко мне, а к ассоциациям и политикам. Вот простой пример. На последних региональных выборах "Национальный Фронт" выпустил плакат "Нет исламизму" и, конечно, по команде Николя Саркози против нас тут же завели дело. Иск поддержали ряд общественных организаций – "SOS Расизм", "Международная лига борьба против расизма и антисемитизма" (LICRA).
Это означает, что встающие у нас на пути борьбы с исламизмом, являются сообщниками мусульман-радикалов. Малейшая критика сегодня расценивается как исламофобия. И как только происходят убийства, как, например, в Тулузе, или аресты в парижских пригородах, власти вместо того, чтобы прямо заявить о борьбе с терроризмом или исламистами, твердят о борьбе с амальгамой. Это похвально, но проблема в том, что не осознавая серьезность ситуации, невозможно ее исправить.
— К вопросу об амальгаме, в каждом иммигранте пытаются разглядеть преступника. С чем это связано?
— Не надо все смешивать. Хотя действительно, связь между преступными группировками и радикальными исламистами прослеживается. В частности, когда речь идет о наркотрафике, который также частично финансируется исламистами. И это не политические размышления, а факты и цифры. Зоны повышенной преступности на карте Франции примерно совпадают с иммигрантскими районами. И до тех пор, пока не будут предприняты конкретные меры, эта тенденция будет лишь набирать обороты.
Вместо политики ассимиляции иммигрантов проводится политика их интеграции, которая абсолютно неэффективна, потому что приезжающих во Францию отправляют в культурные гетто. Кроме того, по-прежнему для сотен тысяч людей открыты двери в нашу страну, тогда как здесь для них нет ни работы, ни жилья. Их распределяют по французским пригородам, в эти гетто, где царит наркотрафик и криминалитет.
— Осознают ли французы, откуда исходит проблема? Обычно все разговоры с французами о толерантности по отношению к иммигрантам заканчиваются рассуждениями о колониальном прошлом страны и о чувстве вины.
— Абсолютно верно. Французы все понимают, но политики последние 30 лет упорно внушают им это чувство вины при любой возможности. Если ты против иммиграции, значит ты расист. И точка. Как только начинались разговоры о том, что массовая иммиграция абсурдна с экономической, социальной и культурной точек зрения, тебя тут же называли расистом. Сегодня нельзя ни слова сказать против радикальных исламистов. Власти активно внушают людям чувство вины и проводят массивную интеллектуальную политику, направленную на то, чтобы французы не высказывали своего мнения. И в итоге мы оказываемся в ситуации, когда пропаганду левых взглядов по вопросам иммиграции подхватывает весь политический класс, в том числе и правые.
— Если бы Франция сегодня была в ваших руках, чтобы вы сделали?
— Нужно усилить контроль за границами, четко решив, кто может въезжать во Францию и оставаться здесь. Ужесточить иммигрантскую политику, потому что до тех пор пока Франция будет привлекать своей социальной системой иммигрантов и даже нелегалов, мы не сможем справиться с наплывом приезжих. Я настаиваю на запрещении двойного гражданства, надо отменить право на французское гражданство для тех, кто родился и вырос во Франции, чтобы люди не получали его автоматически.
Необходимо, чтобы республиканские ценности и законы были восстановлены в ряде районов, куда не решаются вторгаться даже полицейские. Опасаясь беспорядков, правоохранительные органы даже не пытаются бороться с наркотрафиком, который процветает у всех на глазах. Полицейские не трогают всем известные пригороды, заранее зная, чем им это грозит. А правительство, которое боится, не способно защитить население.
В школах необходимо покончить со всеми формами коммунитаризма – будь то отдельное расписание, школьная форма или питание. Наконец, нужно менять судебную систему, потому что когда полицейские десять раз подряд задерживают одного и того же человека, очевидно, что есть проблемы. В среднем во Франции 3 тысячи рецидивистов. Была бы нормальная система, они бы сидели в тюрьме, и преступность снизилась бы вдвое.
Но для этого нужны изменения, в том числе и тюремной системы. Очевидно, что при 65000 заключенных на всего 55 000 тюремных мест судьи предпочитают не выносить обвинительный приговор. Методов решения проблем много и они прекрасно работают в других странах. Дело в не технологии, а в политической воле.
— Вопросы внутренней безопасности во Франции становятся информационными поводами не только для местной прессы, но и для российских СМИ. Захваты заложников, убийства в Марселе, автоматы Калашникова, протесты мусульман — складывается не самый привлекательный образ Франции. Насколько эти новости отражают реальное положение дел? Это истинное лицо современной Франции?
— Это криминальное лицо 26 французских департаментов. Как только мы позволяем преступным группировкам беспрепятственно развиваться, они становятся все более прибыльными и все больше людей хотят получать эту прибыль. Сегодня даже в отдаленных, казалось бы, спокойных населенных пунктах нападения и потасовки – привычное дело. Контроль над преступностью постепенно теряется. Это факт. Та картина, которая складывает о Франции за ее пределами, больше похожа на реальность, чем представления французских политиков о своей стране.
— Отмена уголовной ответственности за употребление марихуаны – одна из главных тем последних дней. Вы против?
— Да, с точки зрения криминологии – это абсурд. Более того, те страны, которые когда-то пошли на такие меры, сегодня постепенно от них отказываются. Например, Голландия, где поняли, что отмена уголовной ответственности не решает вопрос преступности. Напротив — разборок между криминальными группировками становится больше, как и число убийств. Думать, что эти меры, смогут остановить преступников, — значит абсолютно не понимать их психологию. На что они надеются? Что с отменой судебного преследования наркоторговец станет продавцом в супермаркете или откроет бакалейную лавку у себя в районе? Как бы не так! Он займется другой нелегальной деятельностью.
— Если сравнивать Россию и Францию, чтобы вы позаимствовали из российской модели и какие бы моменты изменили?
— Я недостаточно хорошо знаю российскую судебную систему, да и Россию в целом. И к тому же я за суверенитет, поэтому не считаю нужным вмешиваться в чужие дела. Но если говорить в общих чертах, то во Франции превыше всего ставится широта взглядов, толерантность. Принято постоянно искать оправдания преступникам, искать мотивы их действий, считать их жертвами общества. Не знаю, как в России, но в других европейских странах я не вижу этой идеологии, или она присутствует, но масштабы несопоставимы. Во Франции принимают абсолютно недопустимыми вещи, закрывают глаза на многие проблемы. А все потому, что криминал и иммиграция политиков не касаются. Живя вдалеке от неблагополучных пригородов, от этих гетто, очевидно, что они не видят в иммиграции ничего плохого. В этих районах политики оставляют жить простых французов, которые вынуждены подвинуться и поделиться местом с иммигрантами. Они же живут в спокойных районах, красивых домах, их дети ходят в частные школы. Конечно, так очень просто быть щедрыми и гуманными.
— Как вы оцениваете сегодняшние отношения между Россией и Францией? Считается, что у Николя Саркози в целом были хорошие отношения с Владимиром Путиным, а как насчет Франсуа Олланда?
— Во Франции сейчас принято демонизировать Россию. По уровню демократии ее сравнивают с Пакистаном или Саудовской Аравией. В этих вопросах французы не деликатничают, мы все же очень сильны в карикатурах. Я всегда говорила, что обрывать геостратегические отношения с Россией – большая глупость. Франция заинтересована в развитии политических и экономических отношений с Россией.
В тоже время, я считаю, что не было падения Берлинской стены, ее просто передвинули, а Холодная война между США и Россией по-прежнему продолжается. А так как Франция находится под тотальным влиянием США и их геостратегических планов, она вынуждена сохранять холодные отношения с Россией, что полностью противоречит ее интересам. Как и Шарль Де Голль, я за Европу от Бреста до Владивостока, и для меня Россия – европейская страна. И политика, которую ведет сегодня Франция по отношению к России, кардинально противоречит моим представлениям.
— Каковы ваши прогнозы на пятилетнее правление социалистов во Франции? Как будут развиваться франко-российские отношения?
— Думаю, что наступят полярные холода. Политики — как правые, так и левые, — сделали все, чтобы Франция стала зависимой от нефтяных держав. С точки зрения геополитики Франция занимает нелогичную позицию. Это могло бы быть смешно, если не было бы так грустно. С одной стороны, во Франции мы боремся с исламистскими группировками, с другой стороны – мы видим, что эти же моджахеды уезжают в Сирию, чтобы воевать на стороне повстанцев, которым, кстати, Франция поставляет оружие.
Я не думаю, что правление социалистов будет успешным, что они в силах что-то изменить.
— Готовитесь ли вы к президентским выборам в 2017 году?
— Конечно, да.
— Вы будете представлять «Национальный Фронт» ?
— Это предстоит решить моим избирателям. Был правый «саркозизм», теперь он стал левым. Следующие выборы за французами, а значит победит кандидат «Национального Фронта».