Михаил Смолин: Апология Империи
Доклад на круглом столе «Формирование гражданской позиции в неблагоприятной информационной обстановке»
Империя есть царский путь между двумя крайностями. Путь между «глобалистской» крайностью — уничтожением самобытных национальных организмов и всесмешением их в едином «мировом государстве», с единообразным «мировым порядком», и «изоляционистской» крайностью — замыканием одной нации сугубо в своих этнических границах и интересах. В первом случае нация теряет свое национальное лицо и свою самобытную жизнь, во втором она без великих исторических порывов, постепенно, духовно и физически чахнет, зарывая свои национальные таланты в землю ради мнимого спокойствия.
В Империях благополучно решается неразрешимый дуализм национального (почвы) и всемирного (мiра) без смерти первого и тотального господства второго, уравновешивается глубина национального начала и широта вселенского.
В Империи «национальное» начало, вложенное в государственность, дорастает до всемирного масштаба, становясь объектом мировой истории, без риска потерять всякое национальное лицо в космополитических проектах усредненного всесмешения всемирного государства.
Империя — это высшее состояние государства, рождающееся из иерархии человеческих союзов (семьи, рода, сословия) и перерастающее свои национальные границы как проект государственного и культурного объединения для внешних народов. В состав Империи входят как те территории и народы, которые завоевываются (либо для достижения «естественных геополитических границ» Империи, либо для обуздания «неспокойных соседей»), так и те, которые добровольно принимают тот идеал человеческого общества, которым живет сама Империя.
Государство в Империи дорастает до цивилизации, до целого автаркийного государственного и культурного мира. Империя становится универсальным государством. И универсальность его заключается в том, что объединяющей основой, общим мировоззрением становится вероисповедание, религия, а не секулярная политико-экономическая идеология. Религиозное мировоззрение не заменяет национальное, а возводит его как часть в более высокий принцип — вероисповедный, могущий духовно объединить другие народы, усвоившие его с господствующей в Империи нацией.
Совершенно очевидно, что каждое государство наделено особым национальным духом, и в Империи этот «дух нации» получает выход на мировую арену как главное действующее лицо человеческой истории. Империя дает возможность нации стать творцом мировой истории. Все же остальные народы — безгосударственные или создавшие небольшие государства — довольствуются ролью зрителей или участников различных «массовок» в великой трагедии мировой истории.
Так, внутри православной традиции в одной и той же роли — носителя Православной Империи — на протяжении двух тысячелетий выступали три великих творца истории — римляне, византийцы и русские, каждый в свое время. В эти два тысячелетия Православная Империя не сходила со сцены человеческой истории. Играть и дальше эту роль в мировой исторической трагедии наш священный национальный долг, долг перед нашими предками, перед нашими предшественниками — римлянами и византийцами, долг перед православным миром, долг гражданский и религиозно-миссионерский, состоящий в свидетельствовании православных смыслов и идеалов в человеческом мире. Далеко не в последнюю очередь православная вера принималась другими народами и отдельными людьми из-за величия и красоты образа Православной Империи.
Православная Империя — это попытка построить наиболее воцерковленное человеческое общество для различных народов, как бы преддверие Царства Небесного. Этот смысл более или менее глубоко понимался в Российской Империи вплоть до ее последних дней.
Империализм Срединного Мира
В начале XX столетия идея революции победила в России идею Империи, но, будучи идеей государственно-разрушительной, не дала стране ничего, кроме опознания в советском государстве «злого, сильного и мелочного отчима». Либеральная демократия, по сути, столь же революционно настроенная по отношению к институту государственности, принесла нации ощущение «государственного сиротства». Это полное отсутствие патерналистского (отеческого, родного) государства психологически очень сильно сказывается на сознании русской нации, которая ищет в каждом новом лидере — человека, который сможет вернуть на свое историческое место государственность, для выполнения общественных функций защиты и регламентации жизни нации.
К началу нашего века все более появляется ощущение, что время революции прошло и вновь приходит время Империи. Сегодня это почувствовали уже многие. В каких размерах она снова явится на мировой сцене — в размерах 1913, 1991 года или каких-то еще других? Это, конечно, существенно, но еще более важно, чтобы в нации воскресло то осознание своей исключительной мировой миссии — альтернативы и Западу и Востоку, ощущение роли Срединного Мира (по выражению крупного филолога-слависта, академика Ламанского), имеющего свои духовные корни в православном Риме первых веков Христианской эры и православной Византийской Империи, в противовес протестантско-католической Европе и мусульманско-буддистскому Востоку.
Мир не делится на Восток и Запад, деление не является столь простым и симметричным, есть еще, по крайней мере, один самостоятельный мир — мир Православно-Срединный, потому нет нужды искать идеалов, шатаясь из крайности западничества в крайность евразийства. Мир в целом одинаково потеряет свое силовое и духовное равновесие, если мы присоединимся к Европе или если уйдем на Восток. Мы одинаково должны быть близки и одновременно далеки и от католическо-протестантского Запада, и от мусульманско-буддийского Востока; это единственное, что даст нам возможность маневра в отношении конкретно-политических решений того или иного отрезка нашего исторического существования между этими двумя мирами. Необходимо одинаково опасаться как сильной интеграции в структуры Запада и Востока, так и полной отчужденности. Та или иная степень интеграции или отчужденности должна мериться государственной и национальной целесообразностью.
Мы мир Срединный, Православный, самостоятельный, со своей исторической традицией и преемственностью от римских кесарей и византийских василевсов. Присутствие православной силы в мире удерживает этот мир от сваливания в кровавый хаос или диктат всемирного завоевателя над всеми остальными. Православная Империя (будь то Римская, Византийская или Русская) выполняла на протяжении нескольких тысяч лет одну и ту же функцию в этом мире — функцию удерживающего, будучи гарантом, что любой агрессор, возомнивший себя властителем мира, рано или поздно встретится с мощью римских легионов, византийских тагм или русских дивизий — и все их притязания обратятся в исторический прах, обретя уготованный им свыше законный исход.
Западничество и евразийство есть поэтому уход от сложной проблемы национального самосознания, уход в рассуждения о том, к кому мы ближе и с кем нам быть. Здесь не решается вопрос: кто мы? К чему мы призваны? Здесь шатание из одной — западной — крайности ухода от русскости в другую — восточную, евразийскую. Уход от разрешения этих вопросов облегчает построения внутри историко-политических идеологий западничества и евразийства, но он не отвечает на внутринациональные запросы самосознания и не способен укрепить русскую государственность. Каждое поколение, откладывающее эти вопросы «на потом» и занимающееся вопросами полегче, оставляет «идущим вослед» нарастающий, как снежный ком, объем неразрешенных вопросов, а следовательно, и рост недоверия нации к своей интеллектуальной элите. Наша нация все менее уважает людей образованного слоя, для которых образование служит зачастую лишь трамплином в добывании средств к материальному благополучию, она все менее готова кормить национальную элиту своим трудом и одновременно все чаще стремится обращаться за идейным опытом к другим национальным элитам.
Во всяком государстве существует Верховная Власть, которая является волевым стержнем нации. Верховная Власть может быть Верховной только когда она не имеет себе равноценного или сильнейшего властного соперника в государстве, то есть когда она Самодержавна. Всякая Верховная власть всегда Самодержавна по своему внутреннему властному содержанию. И в этом смысле личное самодержавие православных Императоров, так же, как и власть коллективного самодержавия— парламента или организованного народа, власти самодержавные. Термин «Самодержавие» является исторически русским синонимом власти вообще. Разница этих самодержавий — в концентрированности Верховной Власти в одних руках или распыленности ее по миллионам частичек в массе населения. Современная ситуация в стране не позволяет нам, если мы, конечно, хотим жить (не хорошо жить, а вообще жить, что особо стоит подчеркнуть), желать власти, которая будет иметь низкую концентрацию. Задачи, стоящие перед нашим обществом и государством, категорически требуют от нас энергичной и персонифицированной Верховной Власти, способной мгновенно и энергично реагировать на постоянно меняющуюся мировую ситуацию.
Для нас возрождение России должно стать возрождением Империи, это наш настоящий государственный уровень и естественный государственный вес. Все другие состояния нашего государства — это патология, переносящая свою патологичность на все области жизни нации. «Ну не возвращаться же нам в прошлое?» — снова и снова изумленно вопрошают политически зашуганные люди. Мы же ответим им, что этот вопросительный возглас год от года все менее остается наполненным каким-либо жизненным смыслом. Прошлое для нас все более становится животворной традицией, все более властным и реальным господином в нашей разрушающейся современности. Еще Н.Я. Данилевский говорил, что вопрос о лучшей форме правления решается историей. А история, сделав кровавый революционный зигзаг, проведя нацию через тернии демократии, повелительно возвращает русских на имперский путь. Мир в отсутствие России вновь становится однополярным, и мы не сможем уклониться от своей миссии — альтернативы всякому злу, жаждущему безраздельно властвовать на Земле.
Мы переживаем тяжелейшую болезнь государственной расслабленности, единственным лечением которой может и должна стать величайшая концентрация власти. Концентрация власти нужна не сама по себе, а как орудие, с помощью которого возможно восстановить государственный порядок, добиться нравственной правды, социальной справедливости и тому подобных гражданских основ.
Нам, русским, сегодняшним гражданам России, нужна сильная государственная власть еще и потому, что в борьбе разных политических партий, народов, экономических группировок внутри нашей страны интересы Отечества в целом постепенно все более отходят на второй план. Только величайшие усилия и концентрация государственной власти, ее персонификация в лидере нации способна сбить накал внутриобщественной гражданской и национальной борьбы. Эта борьба всех против всех, не обузданная Верховной Властью государства, способна окончательно изнутри разорвать Россию в клочья. Нашим внешним врагам, уже не желающим мериться с нами силами в открытых и честных поединках, а всячески поддерживающим состояние анархии в нашем Отечестве, это хорошо известно.
Тот, кто сегодня выступает против сильной государственной власти, хочет сохранить лишь свою личную власть и отстаивает лишь свои личные интересы. Нам нужен особый, временный период управления — период диктатуры восстановления государственности. Сегодня России нужен правитель, способный вести за собой, консолидировать нацию вокруг себя, решиться на жесточайшую проскрипцию (открытое лишение защиты закона) в отношении всех врагов и воров нашего Отечества, способный, подобно Владимиру Мономаху, править с убеждением, что «Господь вручил нам меч карать зло и возвеличивать добро».