На холме у Молодей

На Западе, и особенно в США хорошо понимают значение истории для национального самосознания, сохраняя память даже о самых скромных победах. Например, о «битве за Аламо» 1836 года, в которой около 300 бойцов (неполный батальон) армии Техасской республики обороняли одноименный форт, который атаковал усиленный полк мексиканцев, сняты три фильма (последний в 2004 году) и телесериал.

О героях Аламо написаны десятки документальных и художественных книг, сложено множество стихов и песен, их именами названы 13 округов в Техасе, не говоря уже о том, что этот эпизод подробно описан в школьных учебниках.

Не умаляя героизма защитников форта (почти все они погибли), стоит заметить, что масштабы этой «битвы» носили локальный характер, а её значение для мировой истории слабо соотносятся с тем вниманием, которое ей уделено. И это только один пример. Не обойдены пристальным вниманием американских деятелей масс-культуры все мало-мальски значимые эпизоды «славного» прошлого армии США, будь то битва при Саратоге 1777 года, в ходе которой погибло чуть ли не 100 американских солдат, или высадка на Гренаду 1983 году, когда 30-тысячный корпус одолел-таки на порядок меньшую по численности армию островитян и бригаду кубинских строителей, а заодно разбомбил психиатрическую больницу, потеряв, правда, при этом более 10 вертолетов и всю группу спецназа «Дельта».

На этом фоне несколько странно смотрится то, что в России практически полностью забыты некоторые славные страницы боевого прошлого русского оружия. Спросите, например, любого школьника, когда, хотя бы примерно произошла битва при Молодях, и в ответ, скорее всего, получите недоуменное пожатие плечами и встречный вопрос: «А где это?» (Автор лично провел такой эксперимент с дочерью-девятиклассницей).

Между тем, в этом году исполнилось 440 лет со дня этого сражения, несмотря на свое колоссальное историческое значение, так и не попавшего в список официальных дней воинской славы Российской Федерации (хотя среди них есть, по сути, локальное морское сражение у мыса Тендра 1790 года).

Молоди – небольшая деревня в Чеховском районе Подмосковья, примерно в полусотне километров к югу от столицы. Именно здесь в конце июля – начале августа 1572 года решался вопрос: быть ли России самостоятельным государством или стать вассалом Османской империи.

За год до этого крымский хан Девлет-Гирей, воспользовавшись тем, что основные русские силы воевали в Прибалтике, с 40-тысячной ордой обошёл засечные укрепления и сжег Москву, в которой уцелел только Кремль. Убедившись в слабости русских и уверовав в легкую победу, хан отверг выгодные для Крыма предложения царских дипломатов о мире, и в июне 1572 года опять выступил на север.

Девлет-Гирей был убеждён, что Москва уже стоит на коленях, и осталось только нанести последний удар. На этот раз крымцы шли не в обычный набег, а собирались действительно закрепиться на завоеванной территории. Для этого была собрана грандиозная по тем временам армия вторжения, численность которой превышала 100 тысяч воинов. Помимо крымских татар и их верных спутников по грабежам, — ногайцев, — в неё по приказу султана Селима II влился 7-тысячный корпус османских янычар, считавшихся лучшей пехотой в мире. Стамбул прислал своему крымскому вассалу полевую и осадную артиллерию.

Этой всесокрушающей силе противостояла сборная 25-тысячная рать воеводы Михаила Воротынского, включавшая, помимо стрелецких полков и поместной конницы, отряды донских, запорожских и волжских казаков, «немецких служилых людей» и ополченцев. Не желая распылять и без того небольшие силы, командующий сосредоточил почти все войска у Серпухова, на наиболее вероятном и удобном направлении удара орды. Однако хан, рвавшийся к Москве и не желавший терять время и силы на «разборки» с кучкой русских, обошел их, переправившись через Оку у Сенькиного брода. Получилось, что два войска оказались на двух параллельных дорогах, примерно на одинаковом расстоянии от Москвы.

В этих условиях Воротынский принял крайне рискованное, но единственное дававшее шанс на успех решение: вместо «забега наперегонки» к столице, он развернул войска, «вцепившись крымцам в хвост». Воспользовавшись тем, что на узкой дороге орда растянулась на много верст, дворянская конница воеводы Хворостинина внезапно атаковала и смяла ее арьергард, заодно разгромив обоз. И тут произошло то, на что надеялся командующий русскими войсками: хан, опасаясь за свои тылы, развернул армию.

За время этих манёвров стрельцы успели построить знаменитый «гуляй-город» на холме у Молодей. Отступавший отряд Хворостинина вывел татар прямо на него, под огонь пушек и пищалей. Первый приступ был отбит страшной ценой: полностью полегли три тысячи стрельцов, защищавших подножие холма. Однако потери крымцев были в разы больше: помимо множества рядовых нукеров, погибли ногайский хан и три крымских мурзы. Через два дня, 2 августа хан бросил все силы на штурм. Атаки следовали одна за другой; татары и турки, устилая холм сотнями трупов, подбирались к укреплению, рубя его саблями и расшатывая руками. И нападавшим, и обороняющимся было ясно, что падение «гуляй-города» – вопрос времени.

В этот момент князь Воротынский ещё раз проявил свой полководческий талант. Поняв, что противник сосредоточил все силы на одной стороне холма, он скрытно вывел всю конницу через лощину в тыл врагу. Оставшиеся в «гуляй-городе» воины, подпустив следующую волну атакующих на минимальное расстояние, открыли убийственный огонь и тут же бросились в контратаку, а навстречу им ударили всадники Воротынского.

Татары побежали. Бегство было безостановочным, никто и не думал сопротивляться. Русские гнали татар до Оки, где был полностью вырублен 5-тысячный отряд, прикрывавший хана. В сутолке и беспорядке погибли сын и внук Девлет-Гирея, множество знатных татар и турок, уничтожена вся янычарская гвардия.

Победа была полной. По данным современников, обратно в Крым вернулось 10-15 тысяч татар. Битва у Молодей стала поворотной точкой в многовековом противостоянии Руси с Великой степью: мощь Крыма была подорвана на много лет, Бахчисарай и Стамбул навсегда отказались от планов вернуть под свой контроль Астрахань и Казань, а русские пограничные укрепления были отодвинуты на 300 километров на юг.

Многие современники называли Молодинское сражение «второй Куликовской битвой». Однако, такое сравнение не вполне оправданно. Во-первых, в 1380 году Мамай не строил захватнических планов в отношении всей Руси, а собирался лишь разгромить войска одного из «взбунтовавшихся данников». Во-вторых, татарам у Непрядвы противостояла не вся русская земля, а лишь сборная рать Московского, Нижегородского, Тверского и Смоленского княжеств. Другие государства-княжества и Господин Великий Новгород предпочли воздержаться от участия в походе, а рязанского князя Олега историки упорно причисляли к союзникам ордынцев. В-третьих, Мамай на момент битвы утратил контроль над Золотой Ордой и, по сути, являлся вождем «причерноморских сепаратистов». Поэтому утверждение о том, что на Куликовом поле Русь одолела Золотую Орду, является, как минимум, преувеличением. К тому же, всего через два года настоящий правитель этой самой Орды хан Тохтамыш захватил и сжёг Москву. При Молодях же произошло сражение между армиями двух государств, одно из которых (Крымское ханство) собиралось уничтожить другое (Россию).

Почему же об этой выдающейся победе в России почти ничего не знают? Ведь средний гражданин, к тому же неплохо учившийся в школе, уверен, что после Куликова поля в следующий раз русские побили внешнего врага только под Полтавой (да, было там ещё что-то на Угре, но там не дрались, а «стояли»; да Минин с Пожарским кого-то там выгоняли из Кремля).

Объяснений здесь может быть несколько. Наверное, на победу при Молодях легла тень страшного «смутного времени», когда Россия на несколько лет фактически утратила собственную государственность. Возможно, что значение этого сражения было снивелировано не совсем удачными для России итогами Ливонской войны. Однако более правдоподобной кажется версия о том, что в этом виноваты в первую очередь российские историки-«западники». Ведь сражение при Молодях произошло в годы правления Ивана IV Васильевича, прозванного Грозным. Созданные и глубоко укоренившиеся мифы о первом русском царе, которого либеральные историки и литераторы представляли патологически жестоким злодеем, главарём банды беспредельщиков-опричников и убийцей собственного сына, просто не позволяли предположить, что в его «мрачную эпоху» могло произойти что-то достойное и великое.

Ну, а при таком подходе мы и дальше будем восхищаться мужеством и героизмом защитников форта Аламо…