Зигзаги реформы образования
Российского учителя оскотинили. Его лишили главного – заниматься образованием молодого поколения. Современный учитель – это жалкий стяжатель, лишенный власти, воли и уважения.
Мы любим реформы. Реформы у нас в крови. «Лучшее – враг хорошего» – это не про нас: реформы 1958 г., 1964 г., 1968 г., 1984 г., 1988 г., 1992 г., 2012 г., 2013 г., «новый этап развития реформы», «модернизация образования»… Мы любим реформы – мы любим своих детей, и хотим, что бы они жили лучше нас. Особенно мы этого очень хотели в 1988 году. Страну распирало от желания жить лучше – жить как у них: жить в особняках, ездить на Мерседесах питаться в «ресторане Макдоналдс», и никакой уравниловки – абсолютная демократизация – как в США, где «К бизнесу приучают с детских лет. Богатые родители радуются, когда их десятилетний сын, забросив книжки, приволакивает домой первый доллар, вырученный от продажи газет.
— Он будет настоящим американцем».
В конце 80-х мы этого очень хотели. В Америку рванула добрая половина интеллигенции. Кто не смог – решил сделать у нас – как у них.
Не раздумывая, мы натягивали на себя «западные ценности»: ввести 12-летний срок обучения в школе? Во всех развитых странах срок обучения в школе 12-13 лет – надо, чтобы было так и у нас. Школьные психологи? – и мы введем. Аргументы, доводы – все это подгонялось после, топорно и грубо. Главное – как у них.
Деидеологизация, демократизация, обновление отечественного образования, – с этой доктрины началось буквальное, вовсе не метафорическое, уничтожение «порочного советского прошлого».
31 мая 1988 года председателем Гособразования Г. А. Ягодиным был сформирован временный научно-исследовательский комитет (ВНИК) «Базовая школа» (позднее его стали называть просто «Школа»), руководителем которого был назначен Э. Д. Днепров. В июле 1990 года Верховным Советом Российской Федерации Днепров был избран министром образования России и стал организатором и руководителем школьной реформы, основанной на принципах концепции 1988 года, которая была направлена на деидеологизацию, демократизацию и обновление отечественного образования. В 1992 году Верховным Советом был принят закон «Об образовании» на основании проекта, предложенного Днепровым.
В этот исторический день советскому образованию, вскрыли вены. Оно умирало медленно, но верно. Его пытались реанимировать, делая ему периодические вливания, в виде бесконечных реформ, но зашивать разрез никто не собирался. Система должна умереть.
В 1988 году состоялся последний всесоюзный съезд работников народного образования. В 2000 уже проведено ведомственное совещание, из названия которого слово «народное» было вычеркнуто. Оно же исчезло из текстов всех правительственных документов…
А в 2001 году, с введением первого экспериментального Единого Государственного Экзамена, советской системе образования – народной, построенной на коллективном воспитании, гарантировавшей всем ученикам твердые знания основных образовательных предметов – пришел конец. В теперь уже российском образовании наступила новая эра.
ЕГЭ.
Для справки: Единый государственный экзамен (ЕГЭ) – централизованно проводимый в Российской Федерации экзамен в средних учебных заведениях – школах и лицеях. Служит одновременно выпускным экзаменом из школы и вступительным экзаменом в вузы и ссузы.
Официальная доктрина ЕГЭ – сделать высшее образование доступным для всех слоев населения и противостоять коррупции в школе.
Вступительных экзаменов нет. Сдав ЕГЭ, ученик набирает определенное количество баллов и автоматически поступает в любое высшее учебное заведение России. И если раньше, ученик, мечтая стать врачом, инженером или юристом, получив основную образовательную базу, сидел за конкретными учебниками и готовился к поступлению в конкретный вуз, то теперь, получив на руки свидетельство о результатах ЕГЭ, он относил его в приемные комиссии нескольких вузов (медицинский, педагогический, технический – не важно), и шел учиться туда – куда принимали. Если высокий бал – принимали везде, и ученик уже выбирал сам, где учится. Большей доступности нельзя и придумать. Доступность высшего образования дошла до того, что в 2011 году, из 1 миллиона 400 тысяч выпускников школ – 1 миллион 360 тысяч стали студентами вузов.
Стоит ли говорить, что больший процент этих вузов гуманитарной направленности, а больший процент поступивших, это жители северокавказского региона – думаю, не стоит. Официально, это объясняется так: 23 июля 2007 года, выступая на молодежном форуме на Селигере, Министр образования А.А. Фурсенко, сказал:
«Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других». Это ответ на первый вопрос. Преобладание же в вузах студентов с северного Кавказа, доступно объяснил президент Чечни Кадыров, сказав, что в чеченских школах нет коррупции, там учатся самые умные дети, лучше всех знающие русский язык и литературу, и конечно – кавказские семьи самые многочисленные в России.
«Нам понадобится еще три-пять лет, чтобы достичь того уровня, о котором я мечтаю – самого высокого уровня образования в России», – в том же 2007 году мечтательно заявил президент Чеченской республики. Мечты сбываются. И все благодаря Аллаху – ведь именно он, по признанию Кадырова, так щедро финансирует Чечню.
В человеке-творце, человеке-созидателе, изобретающем новые машины, открывающем новые элементы и создающем новые системы – которого готовила советская школа, чтобы догнать и перегнать Америку, сегодня нужды нет. Новая Россия ни за кем не гонится, у нее нет внешних врагов, и быть сегодня сверхдержавой не ее самоцель. Нет нужды и в квалифицированных педагогах. Заработную плату учителя определяет даже не его разряд и категория, а количество проведенных им часов: больше часов – больше денег. Влияет ли это на качество проведенных уроков? Вряд ли.
В двадцатые годы ХХ века пожарным, чтобы они «меньше спали», была установлена заработная плата, пропорциональная числу потушенных за месяц пожаров. Дело кончилось тем, что пожарные сами стали устраивать поджоги.
Но и качество полученного образования, и уровень нравственного или духовного воспитания, которое ученик может приобрести за десять лет обучения в школе, сегодня мало кого волнует. Сегодня большинство интересует качество обучения. За годы бесконечных реформ нас убедили, что главная задача школы – обучение. Так ли это? Вы когда-нибудь слышали – «система народного обучения»? Обучение кройке и шитью – да.
Нас заставили забыть, что первозадача школы – образование народа. Ее главная задача – не обучение, а образование, то есть, создание народа по определенному образу. Школьное образование, как следует из самого смысла этого слова, есть создание из ребенка частицы народа, причем народа именно данной, вполне конкретной страны – России.
В разговоре, мы редко задумываемся о смысле сказанных слов – просто говорим, потому, что так все говорят.
– Он нелицеприятно высказался о реформе нашего образования, – сказали, и сразу понятно, что с реформой и образованием все плохо. А если высказался лицеприятно – значит, все хорошо? Но никто почему-то не высказывается лицеприятно – ни о чем – нет такого у нас слова. Слово-то это есть, только его не употребляют. Мы редко задумываемся о смысле сказанных слов.
Я бы не хотел высказываться о реформе нашего образования лицеприятно – витиевато, туманно и заумно, я говорю нелицеприятно – прямо и ясно. Вкладывая в смысл своих слов то, что они значат на самом деле – так меня учили в школе, в суровой тоталитарной советской школе, где русский язык и литературу преподавала суровая тоталитарная тетенька, окончившая филфак МГУ.
Мои сыновья учатся в реформированной российской МОУ СОШ, где учительница русского языка им объяснила, что нелицеприятный – значит «не приятный в лице», а семь пядей во лбу – это «семь лицевых отверстий»: глаза, ноздри, уши и рот. В школе учительница на хорошем счету, показатели ЕГЭ в ее классах высокие. Она, конечно, выделит, что корень в слове образование – образ… только вот что несет этот образ, лучше у нее не спрашивать, боюсь, ее фантазия может довести и до цугундера.
Сочиняют ни только учебники, сочинили федеральный государственный образовательный стандарт.
И если в городе N, в произведении «12 стульев», жители города жили лишь для того что бы постричься побриться и умереть, потому что больше всего в городе было парикмахерских и похоронных бюро. То в современной России, дети 11 лет ходят в школу лишь для того, что бы научится бегать, прыгать, обезопасить свою жизнедеятельность, создать индивидуальный проект и постичь метафизическую тайну «России в мире». Другим предметам, научивших бы их понимать этот непростой мир, места не нашлось. Не нашлось места химии, биологии, физике, алгебре, геометрии; вычеркнули ненужные изобразительное искусство, мировую художественную культуру и музыку; литературу и русский язык объединили в один предмет. В обязательный предмет история в обязательном порядке включили наиважнейшую для русско-российского человека тему «Холокост уроки толерантности», где ученик, проявив не дюжую толерантность, обязан проникнуться горем 6 миллионов евреев, погибших от рук немецко-фашистских палачей, засунув подальше свое родное горе своих отцов и дедов – когда ни 6, ни 10, а миллионы белорусов, русских, украинцев, вешали, топили, сжигали целыми семьями, целыми деревнями сгоняя в сараи и предавая лютой смерти – только за то, что они славяне. Все это, ученик современной российской школы, должен забыть. Его обязанность знать горе евреев. Это обещал министр образования России министру образования Израиля. Обещание это свято. Ученик, не последовавший ему, не сдаст ЕГЭ, не сдав ЕГЭ, не поступит в вуз, не поступив в вуз, не сможет интегрироваться в современное общество квалифицированных потребителей.
Впрочем, в квалифицированного потребителя давно превращен сам учитель.
– Я думаю, что учитель в школе, преподаватель в вузе, ученый, который работает в научно-исследовательском институте, – это интеллектуальная элита общества. И если мы хотим, чтобы Россия была интеллектуальным лидером, а я ставлю перед собой эту задачу, нам нужно, чтобы эти люди получали достойную, конкурентоспособную зарплату. Конечно, уважение в обществе измеряется не только зарплатой, мы знаем, что у нас не уважают очень многих богатых людей. Но именно эти категории людей достойны уважения и достойны нормального, конкурентоспособного уровня оплаты труда.
– Вы сейчас об учителях говорите?
Это из интервью с нынешним министром образования, бывшего ректора Московского института стали и сплавов (МИСиС) Дмитрием Ливановым. А вопрос, на который так интеллектуально ответил министр, был про заплату: «Зарплата ректора вуза – в пределах 400 000–700 000 рублей, а преподавателя – порядка 17 тысяч рублей. Кто и как учит за такую смехотворную плату»?
Реформа образования оскотинила ни только предметы, она оскотинила тех, кто эти предметы преподает.
Современную школу модернизировали. Кто был советский директор советской школы? – госслужащий: зарплата, в двое больше чем у учителя, проблем – в десятеро. Кто сегодня директор школы? – царь и бог; обладатель абсолютной власти. Кто в советской школе назначал учителям зарплату? – департамент образования. Кто в российской? – директор.
Стоит признать, укрепление вертикали власти – с головой окунуло школу в беспробудное безнаказанное самодурство. Директор – царь и бог. А какой царь устоит – не назначив себе зарплату в пол миллиона, оставив какому-то учителю 17 тысяч? Конечно, уважение в обществе измеряется не только зарплатой, – золотые слова. И это сказано тем, чье ведомство неукоснительно следует поставленной задаче: «взрастить квалифицированного потребителя». Оскотинившийся, боящийся собственной тени маленький человечек, не знающий уж в какую позицию встать ему перед своим благодетелем, что бы тот не оставил его на голом окладе.
Выход найден.
И многое уже сделано. В отношении учителей решения приняты, и мы ежеквартально проводим мониторинги. Заработная плата повышается каждый квартал, – золотые слова министра образования.
В свое время, когда еще работал школьным учителем, часто слышал: вы же учителя так много получаете!
Да, – соглашался, «по телевизору» мы получаем очень много. И как объяснить, что выделенные бюджетные деньги распределяет директор. Как объяснить, что мои законные заработанные деньги, которые я уже готов квалифицированно потребить, еще не мои: я участвую в конкурсе, получаю первое место, жду своей законной премии и… ее получает завуч – 50 тысяч. Почему? Так распределил директор. А сколько получил я? – 5 тысяч. Почему? Так распределил директор. Но ведь не завуч участвовала в конкурсе, не завуч его выиграла… так почему? Так распределил директор. И хоть расшибись об притолоку. Выигранный на городском конкурсе двадцати тысячный ноутбук – который город присудил лично мне, я… «добровольно» отдал в класс математике, молоденькой симпатичной учительнице… за это из рук директора получил почетную грамоту и премию в одну тысячу рублей.
Почему? …
Не знаю как в московских школах, но в провинции школьные учителя сегодня – или старые тетки, которым уже некуда идти, или молоденькие девчонки, работающие за… но уж точно не за зарплату. В советской школе мужчин было значительно больше.
Почему? …
Российского учителя оскотинили. Его лишили главного – заниматься образованием молодого поколения. Современный учитель – это жалкий стяжатель, лишенный власти, воли и уважения.
Я жил в обыкновенном рабочем городе Липецк, учился в обыкновенной советской школе, где царила жесткая здоровая дисциплина, выстроенная учителем… музыки… рисования и… биологии – три мужчины державшие нас, шпану приблатненную, в кулаке (к слову, по мимо них, математику, физкультуру, труд, английский язык – так же вели мужчины, просто эти трое, организовали в школе секцию культуризма – учитель рисования жал от груди 500 кг., местные уголовники его боялись; для нас же он был полубогом).
Урок музыки (который вел, под два метра мускулистый человечище – для нас, пацанов, это было важно), пропускали только законченные идиоты. Помимо основных уроков по программе Кабалевского, учитель умудрялся рассказать нам об основных музыкальных направлениях: мы, в шестом классе, свободно рассуждали о влиянии «Битлз» на современную поп и рок-музыку, мы знали мелодику джаза, блюза, ритм-энд-блюза, мы знали, чем панки отличаются от металлистов – мы их в глаза не видели, но знали, что панк-рок родился в Англии. Я говорю о 1986 годе, о городе Липецк, где появись тогда человек в рваных джинсах, ему бы или посоветовали их зашить или набили морду.
С рисованием и биологией была примерно та же история.
Глядя на этих мужчин, половина из нас хотела стать учителями.
Мечтают ли современные дети стать учителем?
Мы этого хотели.
Учитель физкультуры, был узкоплечий старый дед; добрая половина нас, сынов металлургов, записались и закончили художественную и музыкальную школы. Нас убедили – у художника и музыканта точный глаз и верный слух. Настоящий мужчина должен мыслить образно – это доступно только избранным. Мы хотели быть избранными. И не важно, что большинство нас стало коммерсантами и бизнесменами. То, что вложили в нас эти мужчины – мыслить образно, помогло нам выжить. Мы не помним математические формулы, забыли склонения и спряжения, путаем Достоевского с Бахом, но… Мы – стали людьми. Безнравственные, жестокие звереныши – дети металлургов, наше будущее – доменный цех. Но – мы стали людьми.
В 90-х, они втроем ушли из школы на рынок, мясо рубить. Нарубили себе на квартиры, на машины, детей в Москву отправили учиться. После работы, пили водку с бандитами, учитель музыки играл на баяне…
Кто вынудил, этих, без дураков, талантливых педагогов, сумевших заставить учится нас, шпану, бросить нас и школу?
Мы не смели пикнуть на уроках, мы не смели хамить учителям – мы знали, за это грозит физическое наказание – металлической метровой линейкой по жопе, и наши родители – это одобряли, они доверили нас учителям. И учителя оправдали их доверие.
Возможно ли такое сегодня?
Когда мои сыновья уходят в школу, я… боюсь за них. Я знаю – я должен обеспечить их будущее: я нанял репетиторов – мои дети должны сдать ЕГЭ. Мои дети не рисуют и слушают Сяву (он читает рэп о трудной жизни в рабочем квартале). Сява не учит моих детей мыслить образно, он требует свободу Пуси Риот и учит моих детей воровать и убивать. И учительницы моих сыновей… – я знаю, им плевать на них, у них свои дети, и им нужно есть. А моим детям – сдать ЕГЭ. Я давно не работаю в школе. Это в советской школе, все решал стаж, и учитель рисования получал не меньше учителя математики; сегодня – все решает количество часов.
В этом учебном году мои сыновья буду проходить «Холокост история толерантности» и «Основы религиозных культур и светской этики». Предметы эти не буду вести ни раввин, ни батюшка – вести будут все те же учительницы, прошедшие соответствующие курсы. Им не интересна трагедия евреев и плевать на православие. Их цель провести определенное количество часов и получить за это деньги.
Мы любим реформы. Реформы у нас в крови.
Мы любим своих детей, и хотим, что бы они жили лучше нас.
Мои учителя были заинтересованы в моем будущим. Они гордились, когда их ученики поступали в МГУ или МИСиС, и хвастались нам об этом. А мы завидовали. И мечтали. И готовились.
Я не знаю о чем мечтают мои сыновья. Они слушают Сяву.
Старший мечтает уехать в Америку, младший… быть начальником – начальник много получает и ничего не делает.
А я мечтал быть учителем, и учить детей мыслить образно…
Когда мой старший сын пришел в первый класс начальной школы, помимо всех педагогических нововведений, как «Россия в мире» и «Веселая физкультура» (это плюс к предмету «физкультура» и «плавание» – в итоге, в неделю три часа), класс, с первых уроков был разделен надвое: мой сын, как ребенок к первому классу уже умеющий читать и считать, занимался по одной программе, те же дети, чьи родители не позаботились о такой мелочи, как научить ребенка тому, чему по их соображениям и обязаны учить в первом классе, были определены в «корректирующую группу», в своем роде группа детей второго сорта. К слову, еще за полгода, весной, записывая сына в первый класс, я спросил учительницу – нужно ли, что бы к первому классу ребенок уже умел читать и считать?
— Ну что вы, – уверила меня учительница, – это не обязательно. У нас в школе действуют две программы. Вы не волнуйтесь – мы работаем со всеми детьми.
Я не стал волноваться. Пришел домой, отключил, к чертям собачим телевизор, по которому показывали мультики, и стал учить сына читать и считать. Как бывший учитель я понял свою коллегу правильно. На пятом году обучения, класс, где учился мой сын, разделили на две группы. И некоторые друзья моего сына перестали быть его одноклассниками – их определили в «худший» класс. Родителям, естественно, объяснили разделение «большой плотностью класса», и просили их «не волноваться». И еще одна «несомненная случайность»: так случайно получилось, что «худший» класс оказался и по финансово-родительскому составу: неплатежеспособные матери-одиночки и прочий деклассированный элемент, игнорирующий финансово-общественную жизнь школы. Этот класс стал неинтересен школе – его судьба была определена. К слову, школа, к которой обучаются мои сыновья, именуется Гимназия. Гимназия должна быть лучше обыкновенной школы. Но и там ошибаются на… начальном этапе. На среднем – ошибки учитываются и исправляются, таким вот классово-социальным способом.